|
||
(с) СЕРГЕЙ ВИКТОРОВИЧ МОСКАЛЕНКО И сам океан, где плавает Великая Черепаха - наполнен жидкостью, лишенной формы, объема и длительности во времени. Говорят, что это и есть Бог... Сначала долго смотришь и слушаешь песню, сам будучи горстью нот - как горстью семян... | ||
|
В мелодию
Сначала долго-долго смотришь и слушаешь, не замечая, что сам - только горсть нот, выпавших, округлившихся, сбившихся в стайку - но нот из этой же песни, брызг из этой же реки. И совершенно справедливо и вполне основательно считаешь себя текучим, нескончаемым и серебристое эхо, похожее на голос далекого зовущего водопада, обрывающегося с самого края земли, струи которого дергают за кусты и ромашки, растущие на самом краю плоского, божественно восторженного - плоского блина, округло отекая спину ближайшего слона, затем подчеркивая бороздки вокруг гигантской роговой чешуйки Великой Черепахи. - И узор на этой чешуйке суть смысл всех написанных и ненаписанных книг, а что на других - это уже, видимо, рецепты приготовления миров, и не одного этого, а целых букетов, фонтанных салютов миров, где в основании могут быть корни устремленного дерева или скорлупа дыхания одной из моментальных теней Бога - или даже теней тени Бога, или того тоньше. Но миры такие иногда поплотней и поосязаемей нашего... И сам океан, где плавает Великая Черепаха - наполнен жидкостью, лишенной формы, объема и длительности во времени. Говорят, что это и есть Бог, но я думаю, что это - ерунда, поскольку ОН витает над - и, следовательно, он выше отсутствия координат, размерностей и времен - думаю, он выше даже самого отсутствия и витания самого себя...Сначала долго смотришь и слушаешь песню, сам будучи горстью нот - как горстью семян... Но со временем они высыхают и начинают потрескивать, все более не соответствуя Мелодии, все более отворачиваясь в сторону безрадостных гулких пещер, где сухо пересыпаются, зеркально повторяясь, миллиарды иных горстей... И знаешь, что этот путь тоже возможен в мелодии, но уходить в него - пресно и тошнотворно. И в этот миг понимаешь, что пора возвращаться, пора отворить вихревой круготок обособленности, образовав сначала узкую щель, а затем распахнувшись совсем - повиснув над влажной готовой почвой растрепанной тряпицей из которой посыпятся все эти черные зародышевые ноты в лоно ждущей земли - чтобы прорасти новыми струйками и влиться, поддерживая Песню, - чтобы новые горсти клубились, отстранено внимая токам и перекатам Извечной Мелодии... С тем же, что осталось - рвануть ввысь, наискосок прорываясь через упругие струны последовательных секунд, столбики правильных, сложенных монетными стопками высот и журнальную глянцевость измеренных и заверенных на непрерывность глубин - туда, к черепахе, к Тому, Кто Витает, чтобы разухабисто витать-носиться от края к краю, выбирая места новых пристанищ, создавая новые вихревые образования Фонтанов Мелодий, расписывая на бесчисленном множестве черепах новые и новые рецепты, а также рекомендации тем, кто заблудился в сухом потрескивании нутряных нот, оторвавшийся и выискивающий погулче пещеру, где можно замереть - и отвратить его от этого... Вот здорово!
* * * *
Проблема в ином. После длительного созерцания всегда оказывается, что ты однажды не уследил, и катишься уже по подменам и лживым длительностям протяженностей, а то, что видится цельным - оказывается носимой тюрьмой... И крошечная канарейка души бьётся о прутья рёбер, колотится в глухой свод черепа - ослепшая, обессилевшая и почти отчаявшаяся... И кажется сейчас, что самое важное - срезать, рассечь острыми лезвиями, плоскими охряными слоями мутные войлочно-плотные стены плоти, соскоблить накопившееся грязными осевшими за года слоями обрюзгшее тело, раскромсать, раскрошить ещё жемчужно-блестящие кости - и выпустить её - прочь, к вожделенному небу, к тому месту, где ещё не началось, или уже закончилось время, где линии координат свиты тонкой бечевой в плотный самодостаточный клубок... |